Карьера Игоря Михайлова, управляющего паевыми фондами группы <ЛУКОЙЛ Фонд> (150 млн долл.), на первый взгляд, типична. Фундаментальное академическое образование, научная карьера, бизнес. <Надоело снимать квартиру и считать копейки до получки>, - вспоминает Михайлов те времена. Однако и на новом поприще в группе <НИКойл> он остается в душе физиком. <Управление активами очень похоже на физический эксперимент. Сначала прогнозирование развития событий - гипотеза и анализ определенного набора данных. Затем сам эксперимент. Потом обработка результатов, новая гипотеза - и снова по кругу. Всему этому я неплохо научился в свое время, и мне такая работа нравится>, - говорит Михайлов.

    7.30-8.00. <Из дома еду либо в спортклуб, либо сразу на работу, например, в спортклуб сегодня не поехал, поленился. А сейчас читаю информационные ленты, главным образом Bloomberg, - смотрю все ночные события, которые произошли на мировых рынках>.

РЦБ: Как Вы оцениваете ситуацию на российском рынке?

    И. М. Наш рынок ориентирован в основном на сырье - нефть, металлы. Мне кажется, что цены на нефть будут постепенно снижаться, поскольку мировая экономика находится на спаде. С точки зрения рынка Россия очень хорошо вела себя это полугодие: индекс РТС - индикатор оцененности нашего рынка - второй по темпам роста после Шанхайского. Многие развивающиеся рынки находятся в довольно-таки неблаговидном состоянии - это связано в первую очередь с проблемами в Аргентине и Турции. Эти проблемы уже всем набили оскомину, но пути их решения весьма туманны. Ситуация там очень напоминает Россию лета 1998 г. Соответственно инвесторы убегают с этих рынков и часть этих денег идет в Россию. У нас прекрасный приток валюты, положительное торговое сальдо, мы потенциально можем расплатиться с долгами, у нас резервы растут, поэтому сюда инвестируют.
    Но сейчас, когда наметилась тенденция к снижению цен на нефть и встал вопрос о том, чтобы переоценить возможные риски, связанные с инвестированием в нефтяные компании, может получиться так, что пойдет волна фиксации прибыли. А если такая волна пойдет, то она пойдет не только по российским, но и по всем нефтяным компаниям в мире - будут продавать этот сектор. В этом случае, думаю, наш рынок будет себя чувствовать не самым лучшим образом. Произойдет существенное снижение цен на акции.

РЦБ: На каком временном горизонте?

    И. М. С той или иной долей вероятности - до конца октября. Конечно, могут быть разные положительные всплески на новостном фоне, например, если либерализуют рынок акций Газпрома и будет возможность конвертировать местные акции в АДР.

РЦБ: А как быть тем, кто вкладывался в АДР <по-белому>? Не получится ли так, что те, кто использовал <серые> схемы для покупки акций, оказались в выигрыше, а те, кто действовал честно и открыто, - в дураках...

    И. М. На самом деле сейчас цены и так уже серьезно сблизились. А схемы - это вопрос управления рисками. Тот, кто не хотел рисковать, покупал АДР и рассчитывал на соответствующую доходность. Все рис-ки были отражены в разности цен. Доходность и риск - это связанные вещи. Не бывает больших доходностей с тем же риском.

РЦБ: Каков подход в ваших фондах? Как вы ищете эту <золотую середину>?

    И. М. Изначально наши фонды были инвестированы в один из самых надежных инструментов. Чековый фонд на момент преобразования состоял в основном из акций ЛУКОЙЛа, поэтому большая часть моей работы в 1999 г. заключалась в деверсификации активов. ЛУКОЙЛ с точки зрения рынка - <тяжелая> бумага, которая и падает, и растет медленнее, чем рынок. Поэтому этот актив можно рассматривать как консервативный.
    Я вообще все время провожу эту идею: инвестиции должны быть достаточно консервативными. Есть, конечно, и другие бумаги, в которые интересно вкладывать, но их доля относительно невелика. Поэтому основное ядро фондов по-прежнему наполнено акциями крупнейших нефтяных компаний, акциями Газпрома и понемно-гу - энергетики, металлургии. А рискованные вложения... Да, они таят в себе потенциал роста, но плата за этот потенциал велика. Например, региональная энергетика безумно дешевая, но она отражает все существующие там риски. Основная проблема - это ликвидность бумаги. Я могу купить много неликвидных бумаг, но что произойдет, если придут все наши пайщики и потребуют деньги?

РЦБ: Ну, эта ситуация немножко преувеличена.

    И. М. Понятно, что она немножко преувеличена, но мы-то живем на рынке, который довольно замкнут по количеству инвестированных в него денег. Люди - неважно, фонды или спекулянты - заходят в рынок, а спустя какое-то время им надо фиксировать прибыль. Когда рынок стоит <высоко>, деньги практически не забирают - а зачем, казалось бы, богатство-то приумножается. Но стоит рынку начать падать, люди бегут забирать свои деньги. Значит, мне надо продавать акции. Но мой <выход> в ситуации, когда никто особенно не рвется ничего покупать, а все стремятся по возможности продать, еще дальше <прибивает> рынок вниз. Я вроде бы должен действовать в интересах акционеров-вкладчиков, а действую наоборот. Поэтому вопрос ликвидности очень важен и в этом смысле диверсификация просто необходима.

РЦБ: Если рынок - это замкнутая система, то за счет кого получается та прибыль, которую фиксируют фонды? Как раз за счет таких людей, которые на первом же падении начинают выходить?

    И. М. Рынок замкнут, но на самом-то деле продают не так уж много, если брать общую сумму. Никто не выходит из активов на все сто. Есть, конечно, маленькие фондики, которые забегут в рынок и убегут. Но крупные фонды продают часть. Это большой риск - ни один менеджер не рискнет взять и продать все сразу: а вдруг ситуация <развернется> и он останется ни с чем? А продажа относительно небольшого <слоя> дает возможность переигрывать рынок. Кто чаще всего от этого страдает? Как правило, мелкие спекулянты, которые торгуют сами через брокерские счета.
    Брокеры подтвердят вам: когда рынок начинает падать, они обливаются горючими слезами, потому что их клиенты разоряются. Это своего рода <экономическое казино>. Все заходят в рынок с какими-то деньгами, плюс еще кредитуются у брокера, т.е. заходят <с плечом>. Естественно, движет ими алчность - заработать как можно больше денег. Зарабатывают они эти деньги, как правило, на росте. Дальше что происходит? Рынок продолжает расти. Соответственно доля их денег увеличивается, они могут взять еще большее <плечо>, т.е. начинают оперировать еще большими объемами. А потом, когда рынок <схлопывается>, они эти деньги благополучно теряют. Поэтому крупные фонды тем и хороши, что, теряя в оценке активов, они почти не теряют в акциях. Количество акций, которое у них есть, не сильно меняется.

    10.00. <Ко мне в почтовый ящик начинает сваливаться гора аналитики от всех российских брокеров. Я потихонечку читаю эти отчеты.
    К тому времени начинается диалог с Sales ведущих компаний по поводу того, что можно сделать сегодня на рынке>.

РЦБ: Чем отличаются фонды <ЛУКОЙЛ Фонд Первый>, <Второй> и <Третий>?

    И. М. Их портфели практически одинаковые по своей структуре, есть небольшая разница в стоимости паев.

РЦБ: Легко ли шло их преобразование из чекового фонда?

    И. М. Федеральная комиссия требовала, чтобы переходу от ЧИФа к ПИФу отводилось не меньше года. Теоретически можно было бы всех акционеров ЧИФа <собрать> в одном фонде, но технологически это было невозможно, поэтому пришлось создать три одинаковых фонда.
    Почему у них разная стоимость паев? <Первый> и <Третий> фонды вышли на рынок в удачное время, а фонд <Второй> - нет. Что я имею в виду? Когда первый фонд выходил на рынок, акции ЛУКОЙЛа росли быстрее других. Я продавал акции ЛУКОЙЛа и покупал другие активы, которые затем догоняли их по темпам роста. А когда на рынок выходил <Второй> фонд, ситуация была диаметрально противоположной. Но я вынужден был покупать, потому что нельзя же было 100% держать в ЛУКОЙЛе... Хорошо еще, что хватило ума не делать этого в лоб.

    11.00. <Начинается торговая сессия, и дальше я смотрю за рынком, смотрю, куда он движется. В зависимости от того, какие задачи я себе ставлю на тот или иной период, я пытаюсь их реализовывать в процессе торгов>.

РЦБ: В чем заключается непосредственно Ваша работа?

    И. М. Основная задача - понять, что делать с портфелем на тот или иной момент. Есть определенное видение того, что должно произойти на рынке. Исходя из этого, я немного изменяю веса акций в портфелях. Это стратегическая часть.
    Например, как было с акциями ЮКОСа? Мы начали покупать их на рынке в массовом количестве тогда, когда они почти что даром никому не были нужны. А мы уже тогда увидели потенциал роста акций этой компании. То же самое было с привилегированными акциями ЛУКОЙЛа, которые в то время торговались с 25%-м дисконтом к обыкновенным. Мы же рассуждали так: раз ЛУКОЙЛ заплатил на акцию 0,6 долл. дивидендов за 1999 г. при миллиардной прибыли, то при ожидаемой чистой прибыли в 2000 г. в размере 3 млрд дивиденд будет 1,5 долл. минимум. Так что привилегированные акции ЛУКОЙЛа я использовал чуть ли не как облигации, которые в будущем должны были принести мне фиксированный доход. Поэтому принятие решений - процесс не сиюминутный. Сюда входит отслеживание тенденций как внутри страны, так и в мире, анализ того, что может произойти, анализ потенциалов, рисков и т.д.

    11.20. <Рынок несколько успокоился после суматошного открытия. После непродолжительного торга с одним из крупных брокеров заключил свою первую сегодняшнюю сделку на достаточно крупный пакет акций. Я доволен - продал, что хотел, брокер тоже доволен - заработал свою комиссию, контрагент тоже пока доволен, хотя, я думаю, радоваться ему недолго - судьба у акций незавидная>.

РЦБ: Если говорить о прогнозах: предвидите ли Вы рост акций каких-либо компаний, на которые сегодня мало кто обращает внимание?

    И. М. Есть очевидные вещи. Та же региональная энергетика сегодня очень дешевая - она просто низколиквидная. Если со временем появится прогнозируемая программа развития этих предприятий и будет внесена ясность в вопросы тарифов, то эти компании будут стоить значительно дороже и торговаться интенсивней. Большой потенциал я вижу у телекоммуникационных компаний. Они сейчас забыты Богом и всеми проклинаемы, но на этот сектор имеет смысл поглядывать. Укрупненные региональные операторы станут достаточно привлекательным объектом для инвестиций. Также нужно смотреть на предприятия, которые, возможно, станут основой формирования целых секторов. Сейчас такие процессы начались в металлургии, например, вокруг Северстали. Другое дело, что бумаг в свободном обращении довольно немного, потому что так или иначе во время приватизации и постприватизации бумаги консолидировались у одного владельца. Поэтому эти бумаги не торгуются, компании пока не заинтересованы в выходе на фондовый рынок.
    Примером выхода на рынок компании с крайне низким количеством акций в свободном обращении может служить тот же ЮКОС. Они начали последовательную раскрутку себя в качестве рыночной, открытой и прозрачной компании, и ее акции сейчас активно торгуются на рынке. Несмотря на то что менеджмент пока продал на рынке небольшую долю, эти акции уже ликвидны. Это целый процесс, который требует времени. Вполне возможно, что в скором времени мы увидим на рынке страховые компании. Их акции будут достаточно интересны с учетом того, что не за горами всеобщее страхование. Я думаю, что предприятия ВПК вряд ли сюда попадут - скорее всего, они так и останутся в основном государственными. Но если говорить о химии, о медицине - вполне возможно. Еще непонятно, что будет с биотехнологиями, но с учетом того, как динамично развивается этот сектор, такие компании появятся. Поэтому ресурсов на самом деле много. Вопрос лишь в том, чтобы из всей этой кучи правильно выбрать то, что двинется вперед раньше других.

    12.30. <Рынок затихает после утренних торгов часов до трех-четырех - до того момента, когда начнет просыпаться Америка. Звоню брокеру и размещаю заказ на постепенную продажу в рынок еще одной порции не любимого мною актива>.

РЦБ: Как соотносятся Ваши стратегические покупки, решения с мелкими тактическими задачами?

    И. М. Напрямую. Для того чтобы купить что-то нужное, надо продать что-то ненужное. Поэтому тактика идет <под ручку> со стратегией. Если мне нужно покупать ЮКОС, значит, я должен продавать что-то другое.
    Для этого нужно понять, что в данный момент на рынке пользуется относительным спросом, но в чем я не вижу большой перспективы. Вот это - обычная ежедневная рутинная работа. Бывает, я неделю не провожу никаких сделок - день на день не приходится.

    16.00. <В течение дня довольно неожиданно выросли котировки наших главных "энергетических бумаг" - РАО "ЕЭС России", почти на 10% опередив весь рынок. Везде затишье, а тут такой ажиотажный спрос... Похоже, это связано с подписанием проекта реструктуризации>.

    И. М. Еще недавно было наоборот: РАО практически стояло на месте, а рынок рос. Почему? Потому что все продавали акции РАО <ЕЭС России>, никто не понимал, чего ждать дальше. И сейчас, когда ситуация с реструктуризацией стала чуть более определенной, кто-то решил, что риски уменьшились и можно эти акции покупать, однако доля РАО в портфелях многих фондов, даже тех, которые инвестируют по индексу, ниже той, которая заложена в индекс. Но никакой менеджер не хочет отставать от индекса. Видя, что бумага начинает расти, он начинает <судорожно> покупать эту бумагу. Процесс становится лавинообразным.

РЦБ: Как Вы оцениваете ситуацию с юридическим регулированием вашей сегодняшней деятельности? Что реально изменится с принятием закона об инвестиционных фондах?

    И. М. : Для паевых фондов прописана норма: 20% можно инвестировать в иностранные ценные бумаги. Но валютное законодательство мне этого делать не позволяет. Для этого надо получить генеральную лицензию, такие лицензии даются банкам, а не управляющим компаниям, и на каждую сделку такого рода нужно разрешение ЦБР, которое можно получить в течение двух месяцев.
    Это делает работу абсолютно бессмысленной. Если бы фондам на практике было позволено инвестироваться в российские еврооблигации, это стало бы для них отдушиной. Потом, если можно было бы инвестироваться в акции других развивающихся рынков, близких по рискам, это расширило бы возможности фондов диверсифицировать свой портфель, сделать его менее чувствительным к колебаниям нашего рынка. У нас, к сожалению, достаточно узкий рынок, он состоит из шести-семи реально ликвидных бумаг. Поэтому риск по каждой из этих бумаг серьезно влияет не только на вес этой бумаги в портфеле, но и на весь рынок в целом. Я прекрасно понимаю: если деньгам позволят выходить из страны, то эти деньги, возможно, не будут работать на устойчивость нашего рынка. Но в настоящий момент мы должны думать не только об устойчивости своего собственного рынка, но и о том, чтобы портфельные инвестиции не теряли сильно в цене при его падении. По сути, это две главные проблемы, которые существуют. И их решение очень важно для развития института паевых инвестиционных фондов. Сейчас положение на российском фондовом рынке довольно хорошее; но я не знаю, что будет в 2003 г., когда нам придется выплачивать около 18,5 млрд долл. госдолга.

РЦБ: Но предположения есть?

    И. М. Сейчас вам никто не ответит на этот вопрос - это <гадание на кофейной гуще>. Для нашего рынка даже полгода - большой срок, каждый месяц что-то меняется. Для того чтобы дать прогноз на 2003 г., надо понять, как поведет себя мировая экономика в 2002 г. Не исключено, что разразится кризис. Если падение производства будет продолжаться, мы получим неизбежное падение спроса на нефть. Если к 2003 г. мы будем иметь цены на нефть ниже 20 долл., то не очевидно, как мы будем расплачиваться с долгами. Если это приведет к очередной ре-структуризации, то рынок может существенно упасть. К тому же, 2003 г. - предвыборный, когда мало кому будет дело до фондового рынка. Все будут заняты тем, чтобы выкачивать деньги под предвыборную программу. Тут существует слишком много <если>.

    16.30. <В США публикуют экономические данные. Рынок на них, как правило, реагирует: хорошие - чуть-чуть подрастает, плохие - припадает, но все это, - скорее, эмоции. Нашим рынком движут те деньги, которые на нем работают, и крайне редко публикуемые данные о состоянии американской экономики влияют на это движение. Сегодня данные неплохие. Пытаюсь использовать эмоциональный всплеск для продажи еще одной порции акций>.

РЦБ: Какой наукой Вы занимались?

    И. М. Я - физик по образованию. Закончил МИФИ в 1988 г. Вуз серьезный, разгильдяйничать не разрешали. Дипломную работу я делал в Курчатовском институте, где работал после окончания вуза до 1996 г.

РЦБ: Когда Вы впервые задумались о том, чтобы уйти из науки?

    И. М. Где-то в конце 1994 г. за игрой в преферанс один хороший знакомый предложил: <Игорь, завязывай со своей наукой и иди к нам>. Я чувствовал, что такая необходимость назревает - не вечно же моей семье жить на снимаемой квартире. Но я сказал: <Мне нужен год.
    Я проделал большую экспериментальную работу и хочу ее оформить, чтобы мои труды "не ушли в песок">. На том и порешили. Через год я защитил диссертацию и ушел в небольшую инвестиционную компанию. Сейчас ее уже нет - ее, как и многие аналогичные структуры, <скосил> кризис. Но именно там я научился азам.
    А в 1997 г. я ушел в <НИКойл>. Здесь как раз начиналась перестройка инвестиционной компании в инвестиционный банк, впоследствии мне предложили возглавить отдел, который в будущем должен был заняться управлением активами. Это было начало лета 1998 г. Когда случился кризис, встал вопрос: а нужно ли все это, будет ли вообще существовать российский фондовый рынок как таковой? Нам сократили зарплату и держали как консервант, который можно будет потом разогреть и подавать на стол. Время было, мягко говоря, неприятное. Какие могут быть эмоции, когда акции ЛУКОЙЛа стоили 2 долл., а акции РАО <ЕЭС России> цент, и еще пойди найди покупателя на это добро... Я как мужчина, как глава семьи начал думать о том, чем заняться, если все рухнет... Разные были мысли - вплоть до того, чтобы вернуться в науку, благо что в лаборатории меня ждали. Один мой друг, кстати, так и поступил - кризис сделал его специальность в бизнесе практически ненужной.

    17.30. <Начинает торговаться Америка. До 19.00 я смотрю, как у них развиваются события>.

РЦБ: Когда Вы говорили об управлении портфелем, ключевое слово было - консервативно, т.е. Вы по натуре - не игрок...

    И. М. Нет, по натуре я, скорее, игрок, но с годами научился обуздывать эмоции, хотя, когда играю в футбол, иногда прорывает...
    Хотите, расскажу, как я избавился от любви к казино? Начиналось все безобидно. Как-то раз в нашу маленькую инвестиционную компанию, ту самую, приехали высокие гости. Кто-то предложил поехать в казино. Я там ни разу до этого не был, мне было интересно. Новичкам везет - я выиграл. И с тех пор время от времени посещал это заведение, хотя и отдавал себе отчет в том, что это нехорошая привязанность. Один случай заставил меня серьезно задуматься над этим.
    Стояла осень 1998 г., и я решил поехать в казино выиграть денег. Стоит обратить внимание на формулировку: <...выиграть денег>. Но все пошло кувырком: казино оказалось еще закрыто, потом возникли срочные домашние дела. И в довершение всего меня задержали в ГАИ и <промурыжили> два часа. Я понял, что судьба меня просто удерживает от поездки в казино. После этого случая я решил: если я приезжаю в казино и проигрываю некую сумму - я просто ухожу. Если я выигрываю - я отдаю эти деньги тем, кому они нужны. А сделать это очень просто - через церковь, например. Через три раза я <излечился>: азарта никакого уже не было. Выиграть я не мог, потому что весь выигрыш отдавал. А ехать, чтобы проигрывать, не имело смысла.

РЦБ: Занятно. А еще какие у Вас в юности были <страсти>?

    И. М. В студенческие годы мы активно ходили <ломаться>, под этим подразумевалось следующее: у каждого вуза был свой театр, который этот вуз <пас> и <охранял> от чужаков. Клуб любителей театра МИФИ, например, представлял собой чуть ли не <военизированную структуру> со своими <сотниками>, отвечавшими за факультет, <десятниками> (<бригадирами>) и <простыми бойцами>. Но на одном театре сидеть долго не получалось - невозможно было все время смотреть репертуар театра Маяковского или <Современника>, хотелось попасть в другой театр.
    А другой театр, например, <Ленком> <выпасался> Физтехом. И они так просто свой театр не отдавали. Приходилось изобретать тактические маневры. Был замечательный момент, когда мы <выносили> <универ> от <Современника>. Исключительный по тактической разработанности был <лом>! <Ломалось> там человек триста в общей сложности...

РЦБ: Вы так азартно об этом рассказываете - создается ощущение, что в нынешнем амплуа Вам всего этого сильно не хватает...

    И. М. Это молодость... Благодаря <лому> я в свое время посмотрел практически все, что шло в театрах. Это была очень интересная, забавная жизнь. У меня была даже милицейская шинель - очень помогало, когда приходилось спать в подъездах в холодную погоду. Думаю, жильцы домов, окружающих территорию театра, были не в самом большом восторге, когда обнаруживали часа в три ночи на собственной лестнице каких-то непонятных типов, закутавшихся в шинели...

РЦБ: Но сейчас хоть какие-то увлечения из <той> жизни остались?

    И. М. Да, например, мы каждый год во время отпуска ездим на университетскую биостанцию на Белом море. Это что-то типа наркотика: там совершенно особый образ жизни, где-то напоминающий <Особенности национальной охоты>, где-то - стройотряд... Сейчас, как это ни прискорбно, положение биостанции немногим отличается от положения всего нашего образования и науки, все в довольно запущенном состоянии. Мы, когда туда приезжаем, стараемся помочь чем можем. Соляркой хотя бы.
    Я всегда был достаточно спортивным человеком, люблю игровые виды спорта - футбол, баскетбол. В институте я играл за две сборные. Ближе к концу института появился большой теннис, впрочем, тогда эта игра была малодоступным развлечением: желающих много, кортов мало. Мне как-то пришлось всю весну перекапывать курчатовские корты, потом утрамбовывать их каталкой, потом раскрашивать, чтобы в итоге получить возможность там поиграть. На недавнем турнире НАУФОР для пар мы с моим партнером заняли 3-е место. Если говорить об остальных увлечениях, помимо театра и спорта, - это классическая музыка и литература. В свое время с удовольствием читал фэнтэзи, особенно произведения М. Фрайя. Из серьезной литературы люблю прозу поэтов, <Доктор Живаго> на меня в свое время произвел колоссальное впечатление. Это вещь, напоенная музыкальностью и поэтичностью. Я и сам, по сути, романтик.
    Но мои увлечения - не главное. Важнее - моя работа и моя семья, которой я стараюсь уделять как можно больше времени. Сын растет - ему со мной интересно, мне - с ним. Жена дома ждет по вечерам - она тоже работает. Так что на первом месте - работа и семья.

    19.00. <Сегодня ухожу раньше обычного - еду играть в футбол на первенстве РТС>.