РЦБ: Алексей Владимирович, как Вы оцениваете текущую ситуацию на российском инвестиционном рынке?

    А. К. Похоже, что сегодня в России заметно сократились возможности для спекулятивных инвестиций, прежде всего в связи с сокращением размера рынка по сравнению с <золотым> 1997 г. Мне проще говорить о прямых инвестициях, более долгосрочных, более консервативных, которые не потеряли своей привлекательности и после кризиса. Мы сделали несколько новых вложений в период с декабря 1998 г. и успешно завершили ряд проектов, в том числе в 1999 г.
    Безусловно, укрепление власти и стабилизация рубля после девальвации, более сбалансированный бюджет, уменьшение зависимости от международных валютно-финансовых организаций - все это оказывает положительное влияние на рынок. Уход от бартерных расчетов, позволяющий делать более корректными бизнес-планы и точнее прогнозировать будущую прибыль компаний, также очень важен для инвесторов.
    Из негативных моментов я выделил бы два - коррупцию и олигархию как на федеральном, так и на региональном уровнях. У любого губернатора существует группа приближенных бизнесменов, и при работе в регионах приходится преодолевать противодействие со стороны местных олигархов.
    С одной стороны, по сравнению с 1994 г. стало работать легче: люди стали намного более образованными, профессионально подготовленными, с ними можно говорить <на
    одном языке>; резко вырос уровень менеджмента многих предприятий, существенное развитие получило бизнес-планиро-вание. Теперь компании
    в состоянии предоставлять качественную документацию; при подготов-ке сколько-нибудь значительных сделок, как правило, привлекаются фи-
    нансовые консультанты; большинство предлагаемых нам проектов уже проработаны и структурированы. С другой стороны, работать стало труднее: уже нет той недооценки активов, какая была в 1994-1995 гг.

РЦБ: А какие секторы, на Ваш взгляд, на сегодня наиболее привлекательны для инвестиций?

    А. К. Несмотря на высокую цену нефти, сохраняет свою привлекательность нефтегазовый сектор. Здесь по-прежнему существует еще значительная недооценка, но в сектор целесообразно вкладывать, он требует больших капиталов и может принести хорошую отдачу. При этом я не говорю о крупных <проектах века> - это не наш масштаб, но существует целый пласт мелких и средних проектов в области нефтедобычи, которые выпадают из поля зрения крупных инвесторов. Если они начнут заниматься проектами с масштабом запасов в 10 млн тонн, имея миллиарды тонн запасов, то они просто будут распылять свои управленческие ресурсы. Пласт мелких и средних нефтяных компаний - это как раз поле деятельности прямых инвесторов, которые могут внести в дело не только деньги, но и свои управленческие знания и на-выки.
    Продолжает быть интересным транспорт. Раз-витие ресурсных отрас-лей требует наращивания пропускной способности транспортных путей, увеличения объемов перевозок. Транспортный сектор будет развиваться параллельно с сырьевым. Кроме того, существует и большой потенциал транзитных перевозок. Через Россию могут провозиться грузы с Ближнего Востока или из Юго-Восточной Азии в Европу. Хотим мы того или нет, но сегодня в России основной перевозчик - МПС. Я надеюсь, что процесс реструктуризации отрасли откроет новые возможности для инвесторов. На мой взгляд, в этой области есть много интересных перспективных проектов. Вокруг этого сектора будут развиваться обслуживающие заводы, производители оборудования из смежных отраслей.
    Из других секторов большой потенциал развития имеют строительство, лесопереработка (простая лесозаготовка уже теряет свою привлекательность), телекоммуникации, производство то-варов народного потребления известных марок. По-прежнему мы оптимистично смотрим на проекты в области телекоммуникаций, Интернета, и шире - в области <высоких технологий>.

РЦБ: Не очень ли оптимистичен Ваш взгляд на Интернет, особенно на фоне падения NASDAQ?

    А. К. Наш подход к Интернету всегда отличался высокой степенью консервативности. Многие инвесторы видели в Интернете некую сферу спекулятивных инвестиций, бытовало мнение, что если к любому бизнесу внедрить, скажем, автоматизированную систему учета, управления, а еще лучше Интернет-торговли, то это автоматически повышает стоимость компании на 20-30%. Есть сферы, где Интернет объективно нужен, где происходит значительное снижение затрат.
    Например, наш <Интернет-Холдинг> инвестировал средства в компанию <Озон> в области электронной коммерции. Мы рассчитываем, что в этом году проект перейдет через <точку безубыточности>. Самое главное здесь - это сократить время доставки товара, обеспечить качественное обслуживание клиента.
    Таким образом, во-первых, нужно не просто создать сайт, где можно предложить любой товар, но нужно обеспечить <ведение> этого товара, а это требует уже совсем других вложений. Сам Интернет здесь играет лишь роль сборщика заявок, а все остальное берет на себя традиционная экономика - логистика, учет, обслуживание. На мой взгляд, Интернет - достаточно привлекательное направление, здесь есть сегменты, которые, развиваясь, будут вытеснять традиционные технологии ведения бизнеса.
    Во-вторых, мы старались инвестировать в лидеров - это очень существенно снижает риски. Так, например, в нашем инвестиционном портфеле такие компании, как <Озон> и <Яндекс>, - это лидеры в своих направлениях.
    Что касается падения NASDAQ, то я считаю, что наши проекты не сильно пострадали от этого. Мы не подходили к ним как к спекулятивным, не рассчитывали через полгода выйти из проектов, перепродав наши доли. Мы ориентировались примерно на 5-летний срок вложений, рассчитывая на долгосрочное развитие проекта. В последнее время <новая> экономика в основном ассоциировалась-таки с развитием Интернет-технологий, но мы смотрим несколько шире: считаем, что у России есть большой потенциал в области высоких техноло-гий. Россия в этом смысле по-прежнему сохраняет значительную часть своих конкурентных преимуществ. Наука скудно финансировалась, многое утрачено, тем не менее старые заделы в базовой и прикладной науке пока сохранились, более того, есть отдельные <очаги цивилизации>, которые продолжают производить конкурентоспособные продукты.
    Вообще, я вижу несколько направлений в высоких технологиях, которые в России будут сохранять, а при увеличении объемов инвестиций и приумножать свои конкурентные преимущества, - это оптика, аэрокосмические исследования и биотехнологии, только их нужно заставить работать не на военные цели, а на гражданские.

РЦБ: Вы сейчас собираете новый фонд. Как удается при наличии стольких альтернатив и жесткой конкуренции за капитал убедить инвесторов вкладывать деньги именно в Россию? Какие были основные вопросы инвесторов?

    А. К. После кризиса мы стали первой управляющей компанией, рискнувшей собирать фонд прямых инвестиций в Россию. Да, необходимо было убедить инвесторов, что Россия - это правильное место и сейчас самое правильное время для вложений. Нам уже удалось собрать 1-й транш в 102 млн долл. Как мы действовали?
    Безусловно, мы показываем появляющиеся в России положительные тенденции, которые, может быть, не всегда видны Западу. Пытаемся рассказывать, показывать, доказывать с конкретными примерами, с фактами. Лучше всего это делать, аргументируя новыми проектами, которые мы в настоящий момент изучаем, ведь именно с такими проектами и придется работать фонду. Безусловно, положительную роль играет то, что мы успешно пережили кризис, сохранили команду, продолжаем реализовывать проекты и выплачивать дивиденды инвесторам: наш первый фонд - First NIS Russia Regional Fund - был признан самым успешным фондом в России за последние 5 лет. Деньги доверяют конкретным людям, команде - работу с первым фондом, его успехи стали дополнительными аргументами.
    У нас уже сложился круг инвесторов, работавших с первым фондом. Они всегда очень внимательно и активно следят за политикой, детально знают экономическую ситуацию, поэтому все их вопросы очень конкретны и практичны (инвесторы мало подвержены эмоциональному воздействию). Кроме того, у них более широкая база для наблюдений - многолетняя история десятков развивающихся рынков. Кризис 1998 г. для нас был первым серьезным испытанием (страны Латинской Америки прошли несколько таких кризисов, на их опыте можно видеть варианты выхода из подобных ситуаций, темпы восстановления экономики, предвидеть и просчитывать новые циклы и т.п.).

РЦБ: Инвестируя проекты, вы чаще ориентируетесь на контрольные пакеты?

    А. К. Конечно, стратегическому инвестору нужно получить контроль, лучше полный контроль, стратегический инвестор приходит на 100, на 200 лет, навсегда. Мы - долгосрочные финансовые инвесторы, у нас фонды десяти-
    летние, но все равно это ограниченное время. Мы должны прийти, вложить капитал, развить и укрепить бизнес бизнеса, а потом выйти из проекта, продав свой пакет акций. По большому счету, конечно, нам легче, если мы не берем контрольный пакет.
    Стать контролирующим акционером означает принять на себя всю ответственность за развитие компании. И эту ответственность надо осознавать. Здесь уже спекулятивный подход не работает. Поэтому я думаю, что у нашего фонда, с одной стороны, будет какое-то разумное совмещение как проектов, где мы являемся владельцами контрольных пакетов, так и проектов, в которых у нас сравнительно небольшая доля. И, возможно, мы будем делать проекты, где у нас даже не будет и блокирующего пакета.
    Есть известные финансовые группы или известные менеджеры, с которыми нам комфортно при доле и в 10%. Контрольный пакет - это больше вопрос гарантий и страховок, они добавляют уверенности в период кризиса, когда у компаний начинаются те или иные проблемы. Так, в период кризиса, когда в нескольких проектах началось негативное развитие событий, мы перехватывали контроль. Агрессивность по необходимости.
    С другой стороны, у любого фонда, особенно в крупных проектах, есть некие рамки, некие ограничения в первую очередь с точки зрения риска: мы не можем вкладывать больше определенной суммы в один проект. И, если проект по масштабу большой, безусловно, нам в этой ситуации интересно войти в него не в одиночку, а с дружественным соинвестором. Это могут быть дополнительные средства, привлеченные как от инвесторов нашего фонда, так и от других западных фондов и российских ФПГ.

РЦБ: Как Вы относитесь к возможности реализации совместных проектов с инвестиционными фондами, ориентированными на Центральную и Восточную Европу?

    А. К. Мы входим в группу Baring Private Equity Part-ners, под управлением которой по всему миру находится около 3 млрд долл.
    В рамках группы декларируется и поощряется практика совместного инвестирования. Пока в наших фондах таких проектов не было, тем не менее это направление весьма перспективное.
    Уже есть серьезные проекты, корни которых находятся в России, распространяющиеся и на Восточную Европу. С Восточной Европой издавна существовали кооперационные цепочки, в частности, в фармацевтике, нефтегазовой отрасли, лесопереработке и др. Наш партнер полностью владеет ситуацией, знает особенности ведения бизнеса, имеет наработанные контакты в своей стране, поэтому существенно повышаются наши возможности по управлению развитием и по контролю над проектом. Возможны, например, варианты, когда восточноевропейские фонды участвуют капиталом в наших проектах, но это уже, по сути, портфельные инвестиции.

РЦБ: А каким образом вы осуществляете выходы из проектов? Какие стратегии видятся наиболее перспективными?

    А. К. Понимание механизма выхода чрезвычайно важно уже на начальной стадии проработки проекта. Конечно, если у нас есть контрольный пакет, то это менее актуально, поскольку мы сами являемся гарантом той или иной стратегии развития предприятия.
    В проектах без полного контроля условия выхода всегда тщательно обго-вариваются с будущими партнерами. Мы открыто говорим, на какой период мы входим, каковы наши цели, как мы видим свой выход, как они видят наш выход и насколько наши представления совпадают с их видением. Если же цели не совпадают, то лучше не инвестировать.
    Одна из наиболее распространенных в мире технологий выхода из проекта - это публичное размещение, или IPO, но у него тоже есть свои ограничения.
    Во-первых, выход через IPO должен быть активно поддержан портфельными инвесторами. До тех пор пока на рынке играют только прямые инвесторы, проводить публичное размещение затруднительно, потому что должно быть достаточно много игроков, которые заинтересованы в покупке проектов в продвинутой стадии. Именно они создают необходимый спрос.
    Во-вторых, требуется большой масштаб бизнеса. По мере развития рынка, по мере роста капитализации и количества игроков на этом рынке снижается планка требований по масштабу бизнеса для таких компаний. До кризиса 1998 г. по своим показателям к IPO теоретически подходили компании с оборотом в 80-100 млн долл. Сейчас, я думаю, что, в случае, если оборот меньше 200-250 млн долл., компании даже бесполезно задумываться об этой стратегии, т.е. нужен определенный масштаб бизнеса для того, чтобы компания была привлекательна для портфельных инвесторов. Поэтому нужно всегда ориентироваться на два-три возможных варианта: IPO, продажа стратегическому инвестору и выкуп компании менеджментом.
    Повторю еще раз: IPO - это очень привлекательная во всех отношениях технология выхода из проектов, она привлекательна и для старых владельцев акций, и для нас, и для менеджеров. Если ты эффективный менеджер, то IPO - возможность сохранить свою позицию, работать с большей заинтересованностью. Будущее компании теперь не зависит от позиции или взглядов какого-то одного или двух основных акционеров. Тут начинает работать уже некий коллективный разум. Однако распространенность и применимость механизма IPO очень сильно будут зависеть от того, как будет развиваться ситуация на нашем рынке. В силу того что наш рынок значительно привязан к рынкам Америки и Западной Европы, наверное, не стоит воспринимать это направление с большим оптимизмом. Количество сделок с выкупом акций менеджментом будет расти. Никто лучше менеджеров не знает специфики своего бизнеса, потенциала компании и рисков, менеджмент ориентирован на долгосрочную перспективу. В этой ситуации использование финансового инвестора в качестве <трамплина> вполне может быть оправданно ради сохранения контроля над всем бизнесом.
    Будет, наверное, увеличиваться количество сделок со стратегическими инвесторами. Тем не менее не стоит обольщаться. Скорее всего при сложившейся конъюнктуре рынка стратегический инвестор купит лишь тогда, когда он вынужден купить. Примером является покупка Хенкелем компании <Пемос>. Осуществив эту сделку, компания превзошла Procter and Gamble по объему производства в России.

РЦБ: Сегодня в большом количестве компаний топ-менеджерами являются их владельцы. Как Вы относитесь к этой тенденции?

    А. К. Большинство из тех деловых людей, кто заработал деньги, по-прежнему остаются активными управленцами. Это, в общем-то, вполне естественно. Попробуйте себе представить ситуацию: этот человек считает, что он самый успешный, так почему он должен кому-то доверять свои деньги? У большинства предпринимателей есть хорошие связи, возможности лоббировать решения на том или ином уровне. Поэтому я думаю, что пока сохранится именно такой подход. Их деньги начнут работать через инструмент фондов тогда, когда эти люди начнут уходить от активного процесса управления, т.е. когда эти заработанные деньги начнут инвестироваться через профессиональных управленцев. Этот процесс тоже неизбежен.
    Сколько уйдет на это времени, сказать сейчас трудно, но уже сейчас деньги начинают возвращаться. А люди меняют направленность своих деловых приоритетов, скажем, применяют диверсификацию для своего стандартного, основного бизнеса. Я думаю, что здесь было бы очень полезно принять закон о легализации вывезенных в переходный период капиталов. Во многих странах это уже сделано. Хотя большее значение имеет уверенность бизнесменов, что собственность не будет национализирована по-коммунистически или переприватизирована <по-олигархически>.

РЦБ: Каким, по-Вашему, будет в ближайшее время соотношение источников капитала и инвестиционных проектов, которые требуют финансирования?

    А. К. Для того чтобы ответить на этот вопрос, надо посмотреть в корень проблемы. А корень проблемы - это доходность. Именно она определяет соотношение количества предлагаемых проектов и количества предлагаемых денег. Ведь деньги предлагаются под какие-то ожидания доходности. При этом всегда будет существовать дефицит хороших проектов. Но будет также существовать и объективный процесс снижения планки по ожидаемой доходности.
    Как рассуждает инвестор? Сегодня существует некая планка, вот над этой планкой для меня проекты выгодные, а ниже нее - невыгодные. Если проектов достаточно много, то они как бы ранжируются по своему месту на своеобразной <скамейке запасных>: вот здесь - проекты с доходностью 50%, здесь - с доходностью 30%, в конце скамеечки есть даже 15%. Какой я выберу? Естественно, тот, который дает больше при сопоставимом риске. Но, когда этих самых доходных проектов уже не останется, я буду делать следующий и т.д. Естественный процесс - будет снижаться доход, но инвесторы всегда будут искать более прибыльные проекты и говорить, что существует дефицит хороших проектов.