Владимир Тарачев, заместитель председателя комитета Государственной Думы по кредитным организациям и финансовым рынкам

    Тема нашего совещания касается достаточно тонких материй для российского восприятия, - это инсайд, манипулирование ценами, конфликты интересов на рынке ценных бумаг. А также вопросы ответственности нарушителей.
    Сам факт обсуждения данной темы во всероссийском масштабе говорит сегодня о новом качестве нашего финансового рынка. Все более широкое применение находят сложные торговые стратегии, и на этом фоне все большее значение имеет финансовая информация. В этом плане финансовый рынок за последние 3-4 года сделал огромный шаг вперед.
    К сожалению, этого же нельзя сказать о финансовом законодательстве. В результате наметился серьезный разрыв между сложившейся рыночной практикой и правовым регулированием рыночных отношений. Считаю, что важным шагом в борьбе за достоверную информацию должен стать Закон об инсайдерской информации.
    Напомню, что новые поправки в Закон о рынке ценных бумаг подробно раскрывают понятие <манипулирование ценами>.
    И это хорошо - мы сделали первый шаг. Закон об инвестировании пенсионных накоплений вводит понятие <конфликт интересов> и описывает механизмы по его предотвращению. Казалось бы, вырисовывается благоприятная картина. Но это далеко не так: при внимательном рассмотрении мы видим негативное отношение к законопроекту об инсайде. Принятые нормы пенсионного законодательства на самом деле оказываются пустым звуком, который ничего никому не гарантирует.

    Понятно, что правительственный чиновник, который принимает решение, в какие акции инвестировать пенсионные накопления - а это миллиарды рублей - становится обладателем бесценной инсайдерской информации. Кроме того, перед ним открываются огромные возможности по манипулированию рынком. Правительственные разработчики намеревались бороться с этим злом, введя в Закон об инвестировании пенсионных накоплений такое понятие, как <конфликт интересов>. Его определение не выдерживает никакой критики.
    Такая ситуация вполне устраивает нынешних чиновников, поэтому мы до сих пор не можем получить отзыв на наш законопроект об инсайдерской информации. Три года назад мы подготовили данный законопроект. На наш взгляд, этот документ должен заложить правовую базу для государственного мониторинга рынка, проведения проверок по подозрительным случаям, выявления нарушителей и привлечения их к ответственности.
    Сегодня у участников этого <круглого стола> - самый последний, третий вариант законопроекта, в нем учтены все замечания, высказанные правительством. Надеюсь, ваши предложения позволят нам улучшить третью версию законопроекта.

    Олег Иванов, ответственный секретарь Экспертного совета по законодательству о ценных бумагах и фондовом рынке

    Как учит нас европейский, и прежде всего, немецкий опыт, такая незаконная рыночная практика, как манипулирование, незаконное использование инсайдерской информации и возникновение конфликта интересов оказывает губительное влияние на общее отношение как внутрироссийских, так и зарубежных инвесторов к российскому рынку. Все это ведет к снижению капитализации российских предприятий и фактически ограничивает дальнейший рост рынка. До некоторого момента такие рассуждения были близки только профессиональным участникам при их общем неприятии дополнительных норм, связанных с надзором.
    Но ситуация кардинально изменилась 1 января 2002 г. С этого момента <запущена> пенсионная реформа, и на протяжении последующих 10 лет средства будущих пенсионеров будут накапливаться на их счетах и инвестироваться исключительно в ценные бумаги. Перед государством стоит совершенно новая задача. Если в течение первых лет речь идет о сумме в 1,5-2 млрд долл. ежегодно, дальше эти суммы нарастают до 3 млрд долл. в год. По оценкам Пенсионного фонда, в течение ближайших 10 лет на фондовый рынок попадет 1,5 трлн руб. По нынешнему курсу это соответствует 50 млрд долл. И это при текущей капитализации российского рынка акций в районе 200 млрд долл., со всеми неликвидами и при очень небольшом рынке государственного внутреннего долга.
    В нынешней системе координат 50 млрд долл. для российского фондового рынка - это астрономические деньги. И, как ни странно, распоряжаются этими средствами участники, которые никак не ограничены законодательно в части использования упоминавшейся незаконной практики. Мы не хотим никого обвинять или подозревать, но задача из теоретической превращается в практическую. Государство должно признать, что у него нет ни способов контроля, ни методов наказания в случае возможного манипулирования с использованием этих огромных денежных средств как со стороны чиновников Пенсионного фонда, так и частных управляющих компаний, в том числе государственной управляющей компании Внешэкономбанка.

    Клаус Дитер Беннер, руководитель службы надзора Франкфуртской фондовой биржи

    Должен сразу заметить, что четыре года для законопроекта о борьбе с инсайдом, по немецким понятиям, очень мало. В Германии такой закон был принят лишь под давлением Европейской комиссии.
    Можно до бесконечности говорить о необходимости совершенствования закона, но это мало что даст. На мой взгляд, начать надо с того, что не имеет смысла что-то запрещать, если не предусмотрено наказание за нарушение запрета.
    Давайте представим себе ситуацию, когда все данные о всех сделках с ценными бумагами записываются и где-то хранятся в электронной форме, о чем будет знать любой участник торгов. И предоставление этих данных в случае необходимости надзорному органу не будет сложным процессом. Расходы, связанные с таким мониторингом, минимальны, но это будет та базовая информация, наличие которой требуется в соответствии с данным законом.
    В законе перечислены сотрудники эмитентов, в отношении которых законодатель изначально исходит из того, что они по определению являются инсайдерами. Естественно, что ни один из членов правления или кто-либо другой, имеющий доступ к этой информации, публично никогда не признается в том, что у него существует возможность использования информации. Поэтому я не считаю чрезмерным требование к эмитенту перечислить пофамильно или по должностям всех тех сотрудников, которые имеют доступ к инсайдерской информации.
    Что касается Германии, то мы предусмотрели достаточно жесткие меры в случае нарушения тех положений закона, которые не позволяют использовать конфликт интересов в свою пользу. Однако неоспоримым является тот факт, что первым пропажу или значительное сокращение своих средств замечает инвестор; в любом случае он реагирует раньше, чем судебные или надзорные органы. Мы достаточно быстро опознали эту проблему в Германии, но еще быстрее это сделали инвесторы, которые вывели свои капиталы с немецкого рынка. Следовательно, напрашивается вывод, что неточность в формулировках, касающихся экономических процессов, приводит к тому, что ухудшается положение дел на рынке капитала.
    Повторюсь, что из 1000 потенциальных нарушителей или преступников 950 воздержатся от совершения преступления, если будут знать о том, что установлено наблюдение за их действиями, тотальный контроль, а что касается остальных 50, которые не удержатся от этого искушения, то достаточно, чтобы приговор был вынесен одному или двум из них. Это уже будет хорошим результатом.
    Завершая свои рассуждения по поводу обеспечения сбора, обработки и использования информации, скажу несколько слов об Америке. Последние события в США показали, что если данная система существует, но работает недостаточно профессионально, это приводит к тем же самым потерям, что и отсутствие такой системы.
    Хотелось бы также сказать об уровне дефиниций, уровне определения лиц и видов операций, которые связаны с использованием инсайдерской информации. Обсуждаемый законопроект относит к инсайдерам всех тех, кто по роду своей профессиональной деятельности имеет доступ к информации, которая может повлиять на курс ценных бумаг. А в этот круг автоматически попадают также лица, перечисленные в других главах законопроекта. Следовательно, более подробное перечисление этих лиц можно было бы опустить, поскольку предыдущая дефиниция их уже включает.
    Однако для органов исполнительной власти очень важно, чтобы в нормативном акте такой список существовал. Например, на втором уровне директивы Европейского союза предусматривается обязать предприятие вести списки сотрудников, которые заняты в проектах, связанных со слияниями и поглощениями. В связи с чем исчезают сложности и неточности при определении такого рода лиц в законе.
    Это говорит о том, что невозможно пытаться аккумулировать в законе опыт, которого еще нет, и пытаться теоретически предусмотреть возможные процедуры и определить полный круг лиц, попадающих под определение инсайда.
    Такая постановка вопроса нова и для Европы. Только 1 июля 2002 г. в закон было введено такое понятие, как <предоставление полномочий>. Законодатель предоставляет полномочия министерству финансов и соответствующему надзорному органу составлять список новых злоупотреблений, которые обнаруживаются на рынке. Этот документ министерства финансов будет приравнен к законодательным актам. Если бы этот список постарались внести в текст закона, то закон не был бы принят еще годы.

    Роман Шемендюк, управляющая компания <Менеджмент - Центр>

    Было бы глупо скрывать то, что и профессиональный участник, и эмитент, вернее, их должностные лица могут повлиять на цены, особенно, если они обладают достаточным капиталом. Но если топором можно убить, это не значит, что надо отменить все топоры. Наказание должно следовать именно за деяние, повлекшее ущерб, либо приведшее к получению необоснованного дохода. В рассматриваемом нормативном проекте есть фраза - <ограничение на использование и распоряжение>. Должностное лицо пользуется инсайдерской информацией в силу своих профессиональных обязанностей - это нормальная ситуация любой организации. Другое дело, что должностное лицо не должно использовать ее во вред другим либо для необоснованного обогащения себя лично.
    Например, даже, не обладая инсайдерской информацией, можно начать <раскачивать> рынок. Просто потому, что есть большой капитал, и можно использовать его для того, чтобы получить сверхприбыль. В то же время я могу обладать инсайдерской информацией и не обязательно манипулировать рынком или использовать для незаконного обогащения или во вред другим.
    Закон нужен обязательно, потому что управляющие компании, например, в ходе пенсионной реформы могут стать жертвами действий третьих лиц. И мы заинтересованы в этом законе, потому что должностные лица эмитентов, акции которых мы можем покупать, могут нанести ущерб застрахованным лицам либо нашим пайщикам. Поэтому этот закон не только наказывает управляющие компании, профессиональных участников, но и защищает их.
    Еще один нюанс: если в ходе пенсионной реформы спецдепозитарий будет знать, что многие управляющие компании собираются, предположим, вкладываться в определенные ценные бумаги, он будет обладать еще большей инсайдерской информацией, чем каждая компания в отдельности, потому что у него есть предварительное согласие на действие. Поэтому хочу обратить внимание на то, что выгоду можно получить не только от информации о состоянии, но и от информации о потенциальных действиях.
    Хочу объяснить такую обеспокоенность конкретными примерами. Помня историю применения закона о банкротстве, очень не хотелось бы, чтобы и этот закон стал орудием в конкурентной борьбе между профессиональными участниками, управляющими компаниями или эмитентами. Где гарантия, что какой-то потенциальный инвестор или застрахованное лицо <по науськиванию> другого конкурента не начнет предъявлять иски и тем самым портить репутацию фирмы? Потом попробуй <доказать, что ты не жираф>, и что не использовал инсайдерскую информацию.

    Олег Иванов

    Вопрос господину Беннеру. Может быть, он припомнит какие-то расследования в отношении инсайдеров, находящихся в госорганах? Насколько это распространенная практика: привлекать к суду сотрудников государственных органов либо органов местной власти?

    Клаус Дитер Беннер

    В Германии запрещено пользоваться инсайдерской информацией для личного обогащения и государственным служащим.
    Например, бургомистр города Кельна, который по должности входил в наблюдательный совет, в совет директоров мусороперерабатывающего предприятия и знал, что предстоит слияние этого мусороперерабатывающего завода с другой фирмой, прикупил для себя акции. Разумеется, за это он был наказан. Поскольку по своей должности он автоматически входил в число инсайдеров, то компьютерная система достаточно быстро и четко выявила нарушение.
    Еще пример. Перед слиянием баварского ипотечного банка и другого мюнхенского банка руководство обоих банков ознакомили с планом слияния министерства финансов земли Бавария. И фамилия руководителя этого ведомства была обнаружена в списке покупателей акций этих банков еще до того, как о слиянии было объявлено. Но по законодательству он не попадал в число инсайдеров, и поэтому в списках инсайдеров его фамилия не значилась. Но поскольку его операции выделялись по времени их проведения, то один из сотрудников нашей комиссии просто из любопытства решил поближе познакомиться с этим случаем и обнаружил его визу на документах о согласии на слияние.
    Этот случай побудил нас сделать выводы Госслужащих в каких отраслях, сферах мы должны иметь в виду как возможных инсайдеров. И с тех пор мы требуем всю информацию о том, через кого проходили бумаги, связанные со слиянием или поглощением, кто визировал их, кто знакомился с ними, рассматривая их как потенциальных инсайдеров.
    Другой пример связан с поглощением: по немецкому праву акционеры поглощаемой компании имеют право продать свои акции. Но в случае, если нет согласия о цене акций, этот вопрос решается через суд. Суд в этом случае, естественно, запросил мнение экспертов о стоимости акций. Она оказалась гораздо выше текущего курса. И как только это экспертное заключение было вручено юристам сторон, те немедленно купили себе эти акции. После этого мы, что называется, <с лупой> рассматриваем случаи, когда в судебном порядке оспаривается стоимость акций, и проверяем, не было ли крупных колебаний курсов в промежутке между подачей иска и принятием решения по нему.
    К вопросу о родственниках: закон позволяет нам запросить в банке информацию о владельце счета. Но мы запрашиваем не только и не столько фамилию владельца, а фамилии лиц, уполномоченных распоряжаться средствами по счету. Поскольку в стандартном случае незаконные операции производятся, например, через счет тещи. Задавая вопрос о фамилиях лиц, уполномоченных распоряжаться средствами на счету, мы получаем сразу достаточно большой круг интересных для нас личностей. В Германии редкостью являются случаи, когда супруги носят различные фамилии. Но, как правило, они зарегистрированы по одному и тому же адресу. Поэтому мы проверяем также и адреса владельцев счетов.
    И третья группа - это лица, которые на первый взгляд ничего общего друг с другом не имеют. Пользуясь информацией, которая имеется в нашем распоряжении, мы не можем вычислить их сразу. Но по трем причинам эта группа представляет для нас наименьший интерес. Во-первых, если инсайдер подключает кого-то постороннего, он должен разделить добычу. А это уменьшает его доход, и для большинства инсайдеров это не приемлемо. Во-вторых, это требует дополнительного времени, что часто является для инсайдерских сделок решающим фактором. В-третьих, инсайдеры - это, как правило, лица, занимающие руководящие должности, и подключение кого-то постороннего предоставляет этому лицу возможность для шантажа в будущем, поскольку руководителю есть, что терять. В нашей практике большинство случаев инсайда по третьей схеме было вскрыто потому, что напарник был недоволен разделом <добычи>. А по немецкому законодательству тот, кто пришел с повинной первым, тому и наказание гораздо мягче.
    В Германии позволено проводить сплошные проверки даже без наличия такого расплывчатого основания. Единственный барьер - наша природная лень. В Германии функционирует система, при которой вся информация о заключенных и исполненных биржевых сделках записывается и накапливается. Любой из участников торгов должен сообщать эти данные. И поскольку это делают обе стороны - как продавец, так и покупатель, сведенные таким образом данные поддаются анализу и мониторингу. Если одна сторона не сообщила, а другая сообщила, то первая сторона может навлечь на себя крупные неприятности. Поэтому у нас сейчас нет проблем со сбором и обработкой данных. Данные о 98% всех биржевых операций поступают с обеих сторон, а по двум оставшимся процентам мы делаем дополнительный запрос и в течение 2-3 дней получаем ответ. Тот же самый надзорный орган получает информацию о всех потенциально инсайдерских сделках, предоставление информации по которым предписано законодательством. Кроме того, имеется обширный банк данных об эмитентах ценных бумаг.
    Допустим, 10 апреля произошло раскрытие инсайдерской информации, которое привело к значительному изменению курса ценных бумаг. Тогда наш сотрудник анализирует, как изменялся курс в течение недели-двух перед этим событием. Если он видит, что курс в этот период менялся еще до того, как информация была опубликована, у него уже есть основание полагать, что он имеет дело с инсайдом. Компьютер отбирает в автоматическом режиме все сделки с этой ценной бумагой в течение предыдущей недели и в автоматическом режиме направляет запрос банку с требованием сообщить о том, по чьему поручению проводилась эта сделка. Одновременно компьютер в автоматическом режиме отправляет запрос эмитенту с требованием предоставить список лиц, имеющих доступ к информации об этом факте. В этом смысле результат наших расследований всегда позитивный, поскольку все знают, что за ними присматривают, хотя в 99,9% такого рода запросов оказывается, что речь не идет об использовании инсайдерской информации. Остальными фактами мы занимаемся более подробно. Я позволю себе утверждать, что в отношении успешности расследования подобных дел мы значительно опережаем остальные страны Европы, если не всего мира. И даже там, где мы не имеем дела с конкретными лицами, у нас разработан дополнительный критерий.
    Одним из известных примеров является инцидент с разработчиком программного обеспечения SAP. После обнародования информации о негативных финансовых результатах деятельности за последний период курс акций несколько просел. Одновременно мы заметили необычную активность при операциях с опционом <пут> этой компании. После того, как мы запросили информацию о том, кто производил эти сделки, выяснилось, что хотя было много заявок, но все они исходили из одного банка. Это был банк, обслуживающий SAP, где находились счета всех его сотрудников. На основе этого факта мы запросили руководство SAP по поводу того, кто еще знал о финансовом результате деятельности до публикации, хотя они считали, что этого никто не знал, кроме них.
    В общем, я считаю успехом не то, что нам удалось схватить или не схватить инсайдера за руку, а то, что все участники рынка знают, что все их сделки отслеживаются и анализируются. В тех пределах, в которых производительность наших компьютеров не ограничивается нашей ленью, мы делаем это по всей Германии.